Лайфхак для парней: как добавить 💰 своей девушке? Гребенников В. С. Природные феномены биологической антигравитации и невидимости
- Подробности
- Создано: 04.12.2009 10:48
- Просмотров: 59654
Влекомый этой неожиданной, не поддающейся управлению силой, я пересек второй круг девятиэтажек жилой зоны городка (они расположены двумя огромными - по километру в диаметре - кругами, внутри которых пятиэтажки, в том числе и наша), перелетел заснеженное неширокое поле, наискосок пересек шоссе Новосибирск-Академгородок, Северо-Чемской жилмассив...
На меня надвигалась - и надвигалась быстро - темная громада Новосибирска, и вот уже почти рядом несколько "букетов" заводских высоченных труб, многие из которых, хорошо помню, медленно и густо дымили: работала ночная смена...
Нужно было что-то срочно предпринимать. С величайшим трудом овладев ситуацией, я сумел с грехом пополам сделать аварийную перенастройку блок-панелей. Горизонтальное движение стало замедляться, но тут мне снова стало худо, что в полете совершенно недопустимо. Лишь с четвертого раза удалось погасить горизонтальное движение и зависнуть над Затулинкой - заводским Кировским районом города. Зловещие трубы продолжали безмолвно и круто дымить совсем близко подо мною. Отдохнув несколько минут - если можно назвать отдыхом странное висение над освещенным забором какого-то завода, рядом с которым сразу начинались жилые кварталы, и с облегчением убедившись, что "злая сила" исчезла, я заскользил обратно, но не в сторону нашего ВАСХНИЛ-городка, а правее, к Толмачеву - запутать след на тот случай, если кто меня заметил. И примерно на полпути к этому аэропорту, над какими-то темными ночными полями, где явно не было ни души, круто повернул домой...
На следующий день, естественно, я не мог подняться с постели. Новости, сообщения по телевидению и в газетах, были для меня более чем тревожными. Заголовки "НЛО над Затулинкой", "Снова пришельцы?" явно говорили о том, что мой полет засекли. Но как! Одни воспринимали "феномен" как светящиеся шары или диски, причем многие почему-то "видели" не один шар, а... два! Поневоле скажешь: у страха глаза велики. Другие утверждали, что летела "настоящая тарелка" с иллюминаторами и лучами...
Не исключаю и того, что некоторые затулинцы видели отнюдь не мои почти аварийные эволюции, а что-то другое, не имеющее отношения к ним. Тем более, что март 1990-го был чрезвычайно "урожайным" на НЛО и в Сибири, и под Нальчиком, и, особенно, в Бельгии, где ночью 31 марта, как сообщала газета "Правда", инженер Марсель Альферлан, схватив видеокамеру и взбежав на крышу дома, отснял двухминутный фильм о полете одного из огромных "инопланетных" треугольников - гравитопланов, которые, по авторитетному заключению бельгийских ученых, не что иное, как "материальные объекты, причем с такими возможностями, которые пока не в состоянии создать никакая цивилизация". Так уж и "никакая", господа бельгийские ученые? Что касается меня, то берусь предположить, что гравитационные платформы-фильтры (или, как я их зову короче - блок-панели) этих аппаратов в натуре были относительно небольшими, треугольной формы, и сработаны у нас на Земле, но на более солидной и серьезной базе, чем мой почти наполовину деревянный аппарат. Я сразу хотел сделать платформочку его именно треугольной - она гораздо эффективней и надежней, - но отошел от этой формы в пользу четырехугольной потому, что ее проще складывать, и, сложенная, она напоминает чемоданчик, этюдник или "дипломат", который можно декорировать так, что не возникает и малейших подозрений. Я, разумеется, выбрал "этюдник"...
К событиям же в Бельгии и под Нальчиком я вовсе не причастен. Тем более что использую свою находку, как может вам показаться, до глупости нерационально - всего лишь для посещения своих "энтомопарков"... А их, моих детищ, как я считаю, куда более важных, чем любые технические находки, - у меня на сегодняшний день одиннадцать: восемь в Омской области, одно в Воронежской, два в Новосибирской; было их здесь, под Новосибирском, шесть, созданных, вернее, спасенных, руками моими и моей семьи, - но не любят тут это дело - ни у нас в сельхозакадемии (по-прежнему "жмут" на химию), ни в обществе охраны природы, ни в Комитете по охране природы, которые, как я ни просил, не захотели помочь в спасении уничтоженных злыми или недалекими людьми этих маленьких насекомьих заказников и заповедничков.
И я продолжаю свои путь под полуденными величаво-пышными облаками туда, на запад, и уходят, уходят назад прямоугольники разноцветных полей, перелески причудливых очертании, и синие тени от этих облаков тоже убегают назад подо мною.
Скорость полета довольно велика - но не свистит в ушах моих ветер: силовая защита платформы с блок-панелями "вырезала" из пространства расходящийся кверху невидимый столб или луч, отсекающий притяжение платформы к Земле, - но не меня и не воздух, что внутри этого столба над нею; все это, как я думаю, при полете как бы раздвигает пространство, а сзади меня снова смыкает его, захлопывает. Именно в этом, наверное, причина невидимости аппарата "с седоком", а точнее "стояком", или частично искаженной видимости, как у меня было недавно над новосибирской Затулинкой.
Но защита от притяжения регулируемая, хотя и неполная: подашь вперед голову, и уже ощущаются как бы завихрения от встречного ветра, явственно пахнущего то донником, то гречихой, то многоцветьем луговых сибирских трав.
Исилькуль с громадой элеватора у железной дороги я оставляю далеко слева и иду постепенно на снижение над автотрассой, хорошенько убедившись, что сейчас я невидим и для водителей, и для пассажиров, и для работающих в поле: от меня и платформы нет на земле тени (впрочем, изредка тень неожиданно появляется); вот на опушке колка трое ребят собирают ягоды - снижаюсь до бреющего полета, замедляю скорость, пролетаю рядом с ними. Нормально, никакой реакции - стало быть, ни меня, ни тени не видно. Ну и, конечно, не слышно: при таком принципе движения - в "раздвигаемом пространстве" - аппарат не издаст даже малейшего звука, так как даже трения о воздух здесь фактически не происходит. Путь мой был долгим - не менее сорока минут от Новосибирска. Устали руки, которые не оторвешь от регуляторов, устали ноги и туловище - приходится стоять чуть ли не по стойке "смирно" на этой маленькой платформочке, к вертикальной колонке которой я привязан... ремнем. А быстрее перемещаться я хоть и могу, но опасаюсь: моя "техника", изготовленная полукустарно, пока еще слишком миниатюрна и непрочна.
Снова вверх и снова прямо; и вот показались знакомые ориентиры: перекресток дорог, пассажирский павильончик справа от шоссе; еще пяток километров - и, наконец-то, оранжевые столбики ограды Заказника, которому исполнилось - надо ведь подумать! - двадцать лет. Сколько раз я спасал это первое свое детище от невзгод и бюрократов, от самолетов с химикатами (было и такое!), от пожара, от многих других злодейств. И Страна Насекомых эта - жива, процветает!
Снижаясь и тормозя, а это делается взаимосмещением жалюзи-фильтров, что под доскою платформы, я вижу уже пышные заросли морковников, различаю светлые шапки их соцветий, похожих на ажурные шары, конечно же, усыпанные насекомыми, - и невероятная радость охватывает душу, напрочь снимая усталость: а ведь спас я этот кусочек Земли, пусть небольшой, меньше семи гектаров - и целых двадцать лет тут не ездят, не косят, не пасут скот, и почвенный слой поднялся местами до четырнадцати сантиметров, и появились не только давно вымершие в этих краях виды насекомых, но и такие исчезнувшие в районе травы, как ковыли редких видов, скорцонера пурпурная, крупные цветки которой по утрам пахнут шоколадом, и многие другие растения. Крутой "горицветно-морковниковый" запах - так пахнет только вот эта, Срединная Поляна, что сразу за оградой заказника, - вливает в меня новую порцию радости от предстоящей встречи с Миром Насекомых.
Вот они, их хорошо видно даже с десятиметровой высоты на раскидистых зонтиках и ажурных шарах дягилей и морковников: кучками сидят темно-оранжевые бабочки-шашечницы, тяжелые крупные бронзовки клонят вниз белые и желтые соцветия подмаренников, над Поляной, уже вровень со мной, реют рыжие и голубые стрекозы, дробно блестя на солнце своими трепещущими широкими крыльями с мелкой красивой сетью жилок. Еще тише, еще медленней - и вдруг внизу как бы темная неожиданная вспышка: появилась-таки моя тень, до того невидимая, и сейчас медленно скользит по травам и кустам. Но это уже не страшно: вокруг ни души, а на автостраде, что в метрах трехстах на север от Заказника, машин пока нет. Можно спокойно опуститься на землю. Стебли самых высоких трав уже зашуршали о мой "постамент" - платформу с блок-панелями.
Но перед тем как поставить ее вот на этот бугорок, я, охваченный порывом радости, движением рукоятки снова раздвигаю жалюзи панелей и круто, свечой, иду вертикально вверх. Быстро сжимается, как бы съеживается, картина внизу: колки Заказника, все его опушки и ограда, все окружающие Заказник перелески и поля; горизонт начинает как бы выгибаться со всех сторон такой огромной выемкой, открывая железную дорогу, что проходит в двух километрах слева села, а затем справа, за автострадой, мерцает светлыми шиферными крышами Росславка, еще правее - центральная усадьба совхоза "Лесной", уже похожая на небольшой город; налево от железной дороги - коровьи фермы Комсомольского отделения совхоза "Лесной", окруженные широким желтым кольцом соломы и сухого утоптанного навоза; вдали на западе, куда уходит плавная дуга железной дороги (не пойму, в чем дело - магистраль эта прямая как стрела) - маленькие домишки и белый куб аккуратного вокзальчика разъезда Юнино, что в шести километрах от Заказника, а за Юнино - безбрежные просторы Казахстана, утонувшие в голубой знойной дымке. И вот она уже вся подо мною - Исилькулия, страна моей юности, совсем не такая, как на картах и планах с их надписями, условными обозначениями и прочим, а безбрежная, живая, испещренная темными прихотливыми островами перелесков, облачных теней, светлыми четкими пятнами озер, и огромный диск Земли со всем этим почему-то кажется все более и более вогнутым - причину этой давно уже мне знакомой иллюзии я так и не нашел. Поднимаюсь все выше, и редкие белые громады кучевых облаков уходят вниз, и небо уже не такое, как снизу, а темно-голубое, почти синее, видимые между облаками колки и поля уже подернулись густеющей голубой дымкой, и все труднее и труднее их разглядеть. Эх, как скверно, что не могу взять с собою хоть один раз своего любимого внука Андрюшу: ему четыре года, и несущая платформа свободно бы подняла нас обоих, но мало ли что...
...Ой, что же я делаю: ведь там, внизу, на Поляне, я отбрасывал тень - значит, меня могут увидеть люди, и не единицы, как в ту недоброй памяти мартовскую ночь, а тысячи, ведь сейчас-то день; неровен час, опять "предстану" в виде диска, квадрата, или, еще хуже, собственной персоной...
